Свастика на рукаве спущены мои подтяжки нет волос на голове я скинхед

+89

dermatovenerolog

2

-, ))

59

+51

Papacansky

2

» «, .

6

+1

wearycynic

2

, . , ..

1

-5

Svistounoque

2

-8

a1kaed

2

-12

dermatovenerolog

2

, )

-7

Showw

2

,

+167

PaulJoseph

2

, , ! !

5

+108

Reneki

2

.

4

+24

purejew

2

. : .

20

+14

Stopislam

2

?

5

+6

LK9T9

2

. .

+3

orPomidor

2

@Uspeli,

9

olivera507224

2

?

-1

TweksTY

2

@pikahranitel,

-7

Silewist

2

@moderator,

+20

Turbodrisch

2

— —

— —

2

+12

Stellio

2

» ,

! !»

1

+17

SVKN

2

)

11

+71

dermatovenerolog

2

, , » «, » — , » )

10

+4

ToSamoeRebro

2

Warriors of zion 🙂 🙂

+9

evlpwr

2

, -)

8

+13

Papacansky

2

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D0%B9-%D1%81%D0%B…

2

+5

Bugabuga

2

. , . «» ().

, ?

3

+3

anohrgt

2

и — —

Источник

Koi no takinobori ryu

«Я з вогненнай вескi»

СЕЛИЦКАЯ Людмила

…А вы часто бываете в Хатыни?

Первый раз я побывала в «колокольной» деревне, ставшей символом всех сожженных в годы Великой Отечественной войны сел Беларуси, еще школьницей. Жарким июльским днем мы, старшеклассники, собрались на экскурсию в только что открытый мемориал. Светило солнце — и мы, юные и беззаботные, чего скрывать, радовались предстоящей поездке. И вдруг дед принес мне куртку и сказал, что обязательно пойдет дождь. Я не хотела верить этому, но куртку на всякий случай запихнула в сумку. Теперь, с высоты прожитых лет, я вижу, что в этом был свой пронзительный символ. Потому что дождь действительно пошел, позволив нам скрыть свои навернувшиеся, совсем негожие для подростков слезы. Вышедший навстречу ребятне Иосиф Каминский, чудом уцелевший житель «огненной деревни», с замешенной на нежности печалью смотрел на нас и рассказывал о сыне, которого не смог вынести из огня живым.

Потом я бывала в Хатыни с разными делегациями, ревниво глядя на реакцию прибывших гостей — особенно немцев, склонявших головы с немым прошением в глазах. Молча слушающие рассказ экскурсовода «осси» и «весси», по возрасту годящиеся разве что в сыновья и внуки тем, кто подносил к запертому с людьми сараю спичку, и скорее всего даже не являющиеся таковыми по крови, научили меня великому чувству — покаянию.

А прошлым летом я завернула в Хатынь просто по зову души. Вновь был жаркий июль, светило солнце, по обочинам дороги, ведущей в укромный уголок Логойщины, пестрели припаркованные машины — народ собирал ягоды и грибы, которыми еще до войны славились здешние окрестности. Вокруг было тихо-тихо — и от этой мирной тишины боль национальной утраты ощущалась еще пронзительнее.

Честно говоря, я не думала, что наступит время — и тишина взорвется для меня жалобным, как колокольный набат, женским плачем уцелевшей жительницы давно мертвой деревни. Что спустя 61 год после трагедии вдруг придет весть от женщины, чудом спасшейся в тот роковой день. И не сама она ее подаст — за нее отзовутся и подадут весточку другие люди.

Вместе с фотографом редакции мы направились в Солигорск, откуда и пришло заставившее нас бросить все дела известие.

Всех слез не выплачет душа…

Домофон нужной квартиры отозвался детским голосом: «Папа и мама на работе, велено чужих в дом не впускать».

— Как же так, — расстроились мы, — ведь нас должны ждать — таков был уговор с горисполкомом.

«А Татьяна Васильевна Карабан хоть здесь живет?» — уточнили у невидимого стража. «Здесь», — осторожно подтвердил детский голос. И тогда за дело взялась психолог территориального центра социального обслуживания семьи и детей Елизавета Дунаева. Поправив на пальто бейджик, как будто он виден в домофон, попросила срочно впустить в дом журналистов. После недолгого колебания дверь нам открыли. В светлой комнате обычной трехкомнатной квартиры сидела на кровати по-деревенски повязанная платочком старушка и удивленно смотрела на негаданных гостей.

— А мы к вам, Татьяна Васильевна, — поклонились мы. — Будем расспрашивать про вашу жизнь.

Старушка махнула рукой, чтоб рассаживались, — и не удержалась: из глаз неудержимым прозрачным потоком хлынули слезы. Елизавета Дунаева стала торопливо нашаривать стоящий на столе пузырек с лекарством и срочно капать успокоительного.

За открытой форточкой пахло весной и весело звенели безмятежные детские считалки. А в комнату незримой тенью вначале неспешно вошло, а затем ворвалось страшное прошлое.

— Ну што я вам раскажу… Было вялiкае свята — Саракi, сорак мучанiка›, значыць. Мама паслала мяне › суседнюю в»ску. Да ц»цi, роднай сястры бацькi. Звалi яе Анастасiей, Настассяй па-беларуску. Я i пайшла…

Перебиваемый одышкой слабенький голос слышен еле-еле — детский галдеж за окном почти заглушает его, как птичий щебет глушит тонкое стрекотание пробивающегося из-под снега ручейка. Уж очень хрупка, до невозможности тонка ниточка воспоминаний — только началась и тут же прервалась, перейдя во всхлип, а затем в мучительный плач.

Слишком больно вызывать в памяти то, что случилось дальше.

Источник